Телестерион [Сборник сюит] - Петр Киле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кабинет вносят Пушкина. Переодевшись во все чистое, он улегся здесь же на диване. Врачи, друзья. К ночи боли от раны становятся невыносимыми. Раздается ужасный крик.
П у ш к и н (придя в себя)Что ж это было? Вопль нечеловеческий.Ужели я кричал? О, нет. Нельзя.Несчастную жену лишь напугаю.Да разве станет легче мне, как врачСоветует: "Кричи!", помочь не в силах.Нет, этой малости я не поддамся.Но, боже мой, скорей. Кто плачет там?
Музы проступают в отдаленьи.
Х о р м у зКто жалости из них достоин больше? Муж, умирающий на ложе,Или жена, в страданиях немых?Без слез и слов в конвульсиях тугихВся извивается клубком, змеею, И ноги выше головы дугою,И сладу с нею нет, сильна, гибка, — Безумная вакханка такова,И в радости, и в горе беспощадна.Повинна или нет, она несчастнаЗа всех за нас, сестер и муз, И нет священней мук и уз.Всех мук, что горьше ста смертей, Поэт снесет, как Прометей, Хотя он не титан могучий, А гений чистый и летучий,С бессмертными в сравненьи мотылек, — Героя, точно впрок, рождает рок. Ведь мало быть поэтом, Чтоб в мир явиться Мусагетом.
П у ш к и н (с явным облегчением)Который час? А день второй. С детьмиЯ попрощался и с женою тоже.И с вами, да. (Обращаясь к книгам.) Прощайте же, друзья!Все кончено. (Приподнимаясь.) А нет, все выше. Выше! (Падает бездыханный.)
Музы с плачем исчезают.
ЭПИЛОГ
Святогорский монастырь. Ясный весенний день. У могилы поэта три юные барышни с букетами из полевых цветов — то музы.
Х о р м у зВ местах, где в ссылке он провел два года, И мирная воспета им природа В сияньи дня, во звездной мгле, Изгнанник на родной земле И пленник, Сошел в кладбищенские сени. Пусть ныне торжествует рок. Тоску и грусть ты превозмог Души прекрасной песней, И жизни нет твоей чудесней! Мир праху твоему, поэт!Да не умолкнут в бурях грозных летПоэзии высокой пламенные вздохи Классической эпохи.
Все это, видите ль, слова, слова, слова. Поэтов участь не нова.Все светлое, поруганное, гибнет,И плесенью могилы липнет К нему хула и клевета, И глохнет в мире красота.А торжествует лишь уродство,Играя важно в благородство.Поэт! Покойся в тишине, — В неизмеримой вышине,Где Феб рассеивает тучи,Как солнце, светлый и могучий,Встает и образ милый твой, Овеян высшей красотой.
Сюита из трагедии «Утро дней»
ПРОЛОГ
Х о р у ч е н и к о в
Вся жизнь сияет в полумгле. Художник на Земле, — Так повелось от века, — Прообраз человека И Мастера-творца,Достоин лишь тернового венца. В чем смысл такой напасти Едва ль рассудим, кстати.Что роль на сцене? Все-таки игра.Нам жизнь свою прожить пришла пора, Как на вселенской сцене. Отверзлись стены, И мы, друзья, В просвете бытия.
1
Абрамцево. На опушке леса перед широкой панорамой долины речки Воря группа молодых художников весьма разного вида и возраста; обращаются между собою, очевидно, по произвищам: Бова, Леший, Феб, Сирин, Бычок, играя вместе с тем роль Хора учеников.
Л е ш и йПослушайте! Мы обошли именье;Мы заглянули в мастерские, в церковьИ в школу, но не ясно, где же намОстановиться на ночлег?
Б о в а Милейший!Ну, разве обиталище твоеНе лес?
Л е ш и й Да, в том лесу, где королевствоТвое, Бова!
Б о в а Ну, значит, здесь и всюду, Где русский дух, где Русью пахнет.
Л е ш и й МиромИ в самом деле веет здесь родным,Когда б не тучи, молнии за лесом.
Ф е бХозяев нет. Прислуга не любезна,Против обыкновения; пожалуй,Встревоженная чем-то.
Б ы ч о к Феб, откройся,Из нас один ты здесь бывал.
Ф е б Ребенком,Среди детей. Узнает кто меня?Нет, скажем, мы из мастерской Серова.Его-то все здесь знают хорошо.
С и р и нВы видели в гончарной мастера,Который даже не взглянул за деломНа нас?
Ф е б Как не взглянул? Безумным взором,Как на фигурок, слепленных из глины,Готовый сунуть для обжига в печь,Глазурью смазав, словно жизни знаком.
С и р и нДа, это ж Врубель!
Б ы ч о к А, из декадентов.
С и р и нТак говорят, но он художник чудный.
Б ы ч о кА все ему с Серовым не сравниться.
Ф е бИ сравнивать не нужно. ХорошиИ братья Васнецовы, и Поленов,И Нестеров, Коровин, Остроухов,И Левитан, — о, сколько здесь взрослоХудожников в Абрамцевском кружке,Куда собрал их Савва Мамонтов!
Л е ш и й Да, личность колоссальная, скажите!
Х о р у ч е н и к о вВсе удивления достойно здесь: отец —Друг ссыльных декабристов и купец.А сын, эпохой Пушкина взращенный,В промышленники вышел он, делец, Артист непревзойденный На сцене жизни и певец.Он брал в Италии уроки пеньяИ лепки — полон вдохновенья.И скульптор славный мог бы выйти из него,Когда б не мецената торжество,Единого во многих лицах, всех из круга,Кого привлек для вдохновенного досуга.Ценя классическую древность, он хранил мечтуИ звал друзей любить родную красоту.
Являются две девушки, одетые по-деревенски, весьма нарядно, также со сказочными именами — Аленушка и Василиса.
Л е ш и й. Ах, Боже! Не сон ли это?
Ф е б. Сказка!
А л е н у ш к а. Господа художники! Мы слыхали, вас зовут то Бова, то Сирин, и даже Леший среди вас есть. Кого же вы разыгрываете?
С и р и н. Если мы кого-то разыгрываем, то, уж верно, самих себя. А вы кто будете?
А л е н у ш к а. Я-то Аленушка.
С и р и н. В самом деле? Не из сказки? Можно потрогать?
А л е н у ш к а. Никак нельзя. Я не таковская. А ее зовут Василиса.
Б ы ч о к. Василиса Премудрая?
Ф е б. Василиса Прекрасная.
Л е ш и й. Да она же себе на уме, весьма даже зловредная.
В а с и л и с а. И я не таковская. Что мы пришли, так это дед говорит, учеников надо бы приютить хоть на ночь. Даром что пустует избушка на курьих ножках.
